Монография Виктора Александровича Погадаева, кандидата исторических наук, посвящена великому ученому-востоковеду Елизавете Ивановне Гневушевой, изучавшей Индонезию и собиравшей данные о подданных Российской империи и Советского Союза, внёсших существенный вклад в развитие архипелага. Ниже мы публикуем одну из частей его работы.
«Особое место в исследовательской работе Е. И. Гневушевой занимала судьба Н. Н. Миклухо-Маклая, которым она восхищалась как талантливым ученым, путешественником и гуманистом, и знакомство с трудами которого еще в студенческие годы во многом повлияло на ее жизненный путь.
Елизавета Ивановна рассказывала, что как-то, просматривая собрание сочинений Н. Н. Миклухо-Маклая, изданное Академией наук в 1950-1954 гг., она обратила внимание на то, что там приведено сравнительно немного документов, извлеченных из Архива внешней политики России (бывшего архива Министерства иностранных дел царской России). А ведь ей было известно, что ученый, ходатайствуя о судьбе обитателей Новой Гвинеи путем установления протектората России над Берегом Маклая, писал письма в Министерство иностранных дел, министру и самому царю. Все это должно было осесть в архивах соответствующих канцелярий и министерств.
И вот она в Архиве внешней политики России. Описывая позднее это свое посещение архива в своей статье “Дело Миклухо-Маклая” (Гневушева 1962, 12), она отмечает, что работник архива был удивлен ее запросом и даже сказал о возможности отказа. Письма путешественника? Существуют ли они и где они могут быть? Но все-таки требование было принято, и вскоре перед Елизаветой Ивановной появилась объемная папка с тщательно выведенной надписью по старому правописанию “Дело Миклухо-Маклая”. Это и письма ученого министру иностранных дел Н. К. Гирсу, и царю, и влиятельным лицам из окружения царя. Тут же докладные записки Гирсу от президента Русского географического общества; вырезки из газет и полностью газеты на русском и английском языках, где печатались статьи и заметки как самого Николая Николаевича, так и о нем; переписка Министерства иностранных дел с Военным министерством по вопросу, поднятому Миклухо-Маклаем; ответы немецкого посольства в Петербурге на запросы Министерства иностранных дел России; протоколы “Особого комитета, высочайше утвержденного для рассмотрения предложений Н. Н. Миклухо-Маклая”; доклады царю; письма частных лиц Гирсу; визитные карточки путешественника с его беглыми, но важными для него заметками. Все документы Миклухо-Маклая из его “Дела” посвящены одной-единственной цели: защитить обитателей Новой Гвинеи от европейских колонизаторов. Как отмечает Е. И. Гневушева, пример тасманийцев и аборигенов Австралии убеждал русского ученого в гибельности для коренного населения Новой Гвинеи той “цивилизации”, которую несли им колонизаторы из Европы — потомки конкистадоров (Гневушева 1962, 14).
Читаешь статью Елизаветы Ивановны, основанную на архивных данных, и видишь, как настойчиво и целеустремленно пытается Н. Н. Миклухо-Маклай убедить власти вмешаться и “предотвратить от папуасов пагубное для них влияние английской колонизации” (Гневушева 1962,15). И соглашаешься с ней в том, что наверняка некоторые черты своего характера — силу воли, настойчивость, а также блестящие способности к наукам знаменитый путешественник унаследовал от своего отца, Николая Ильича Миклухо-Маклая. По окончании Нежинского лицея он, не имея средств, пешком добрался из своего родного города Стародуба до столицы, продолжил образование по совсем новой в России специальности — инженера путей сообщений, участвовал в строительстве одной из самых первых в России железной дороги, соединявшей Петербург с Москвой, был первым начальником Московского вокзала столицы.
Настойчивость ученого, его увлеченность идеей была такова, что даже Александр III в конце концов дрогнул и уступил, начертав на очередном прошении синим карандашом: ”Его просьба скромна, и мне, кажется, следует поддержать его” (Гневушева 1962, 28). Обстоятельства, однако, как известно, были против Миклухо-Маклая. Вступать в конфликт с другими державами по поводу далекой Новой Гвинеи русское правительство не было расположено. Не поддержал ученого и Особый комитет, который должен был решить вопрос о возможности создания русских поселений на Тихом океане. Все перипетии этого дела четко просматриваются в документах, которые обильно цитирует Е. И. Гневушева в своей статье. Здесь же и выдержки из письма Гирса Миклухо-Маклаю от 18 декабря 1886 года, содержащее обоснование отказа на предложение русского ученого создать поселение на тихоокеанских островах (Гневушева 1962, 39). Но это не все — Елизавета Ивановна обращает наше внимание еще на один архивный документ — письмо крестьянина из села Кинделин Кунгурского уезда Пермской губернии М. А. Новоселова, который изъявил желание быть в числе первых пионеров страны и переселиться на Берег Маклая. Он писал, что вместе с ним готовы поехать на Новую Гвинею его родственники и соседи, интересовался докладами и сообщениями Миклухо-Маклая об острове, тем, как можно войти в “личные отношения” с ним (Гневушева 1962, 40).
Елизавета Ивановна сочувствует русскому ученому, указывает, что “Дело Миклухо-Маклая” волнует и нас, его потомков (Гневушева 1962, 42). Но больше всего ее трогает чистота и благородство помыслов нашего великого соотечественника. Разве можно не согласиться с тем, что она пишет в конце статьи: “Его ошибки понятны, его наивность не вызывает улыбки, его резкость извинительна. То чувство признательности и восхищения, которое возникает при первом знакомстве с Миклухо-Маклаем еще в годы детства при чтении книг о его путешествиях, не исчезает; напротив, это чувство укрепляется по мере знакомства с ним самим — его дневниками, трудами, письмами. Его имя стало синонимом человечности, преданности высокой идее помощи слабому и подлинно героического служения этой идее” (Гневушева 1962, 42-43).
Еще раз с Н. Н. Миклухо-Маклаем мы встречаемся в статье Е. И. Гневушевой, специально написанной для сборника “Встречи с Малайзией”, который вышел в Куала-Лумпуре в 1974 году на английском языке (Gnevusheva 1974 ). В нем описывается путешествие русского ученого по Малаккскому полуострову, подчеркивается его вклад в наши познания о людях, его населяющих, и в то же время о добром отношении к путешественнику со стороны местного населения. Помощь ему оказывалась повсеместно, а султан Джохора Абубакар, проникнувшись важностью научной миссии Миклухо-Маклая, даже снабдил его рекомендательными письмами и помог организовать поездки в самые удаленные уголки полуострова. Результат экспедиции, отмечает Е. И. Гневушева, превзошел все ожидания: ученый смог собрать богатый антропологический и этнографический материал и записал несколько диалектов вымирающих племен. И вновь она обращает внимание на высокие моральные принципы, которых придерживался Миклухо-Маклай, на его стремление защитить от посягательств колонизаторов местных аборигенов, отстоять их право на независимость (Gnevusheva 1974,7).
Конечно, творческое наследие Е. И. Гневушевой, посвященное Н. Н. Миклухо-Маклаю, может показаться скромным. Ведь о нем столько написано! Но кто знает, может быть, занявшись изучением его жизни и написав на основе архивов статьи, она тем самым спасла от забвения некоторые уникальные архивные материалы. Как-то, побывав в очередной раз в архиве для уточнения необходимых деталей, она в ужасе поделилась со мной: “Подумать только, нужного документа на месте не оказалось. Он просто исчез!” И возможно теперь единственный его след — в статьях Е. И. Гневушевой (Погадаев 1997).
Не следует упускать из виду и того обстоятельства, что Елизавета Ивановна одной из первых занялась исследованием хранящегося в Архиве внешней политики России “Дела Миклухо-Маклая” и таким образом помогла увидеть в нем не только талантливого ученого и неутомимого путешественника, но и подлинного гуманиста, который, говоря словами А. де Сент-Экзюпери, считал себя “навсегда в ответе за всех, кого приручил”.
В.А.Погадаев «Россияне в Индонезии: открытия историка Е.И.Гневушевой»